БИБЛИОТЕКА / Не наука

  Вы можете скачать книгу полностью в формате RTF (Word) 550 Кб

 

 

 

 

 

C ВЯЗЬ

 

  После долгих размышлений Торнтону Жу стало очевидно, что в мире все взаимосвязано. Со временем он начал понимать связь, например, между листопадом в лондонском Холланд парке и извержением вулкана на Камчатке или между настроением своей жены и уровнем воды в мировом океане. Недавно, увидев в журнале тридцатилетней давности фотографию плачущей женщины, он непонятным для себя образом постиг, что, улыбнись она в момент съемки, разрушительная сила случившегося через двадцать лет мощного тайфуна в Атлантическом океане была бы гораздо слабее. В своих изысканиях Торнтон дошел до того, что, глядя на конфигурацию посыпанного на стол сахарного песка или соли, мог предсказать погоду на следующую неделю или будущий урожай зерновых.

  Жу мог лишь предполагать, какая сложная вереница связей лежит между, скажем, бритвенным прибором в витрине магазина, снегами Килиманджаро и его прапрадедом, который никогда не брился и не был в Африке. Но, тем не менее, он вновь и вновь убеждался, что в мире нет ничего, что так или иначе не было бы связано.

  Торнтон был весьма доволен своими открытиями. Порой по пению птиц или подачам уважаемого им теннисиста Пита Сампраса ему удавалось узнать, в каком магазине Лондона пиво дешевле. Со временем его стала волновать и идея о возможности воздействия на ход событий. Действительно, если два предмета каким-то образом связаны, то, оказав воздействие на один из них, можно повлиять на другой!

  Однако внутренний голос Жу подсказывал, что не следует пытаться оказывать влияние на объекты, используя свою способность улавливать скрытые связи между ними. Он смутно представлял, что вме­шательство в ход событий может иметь бесконечное множество неконтролируемых последствий. Ничего страшного не было, когда человек в повседневной жизни действовал естественным образом, создавая или разрушая связи между предметами и явления­ми, ведь даже самые неприглядные действия, по­рождаемые самой жизнью, органически вплетались в ткань причинно-следственных связей всего миро­здания. Обычный матрос ставит парус на дующий, а не уже утихший или еще не поднявшийся ветер. Но если ему каким-то образом удастся настроить парус лодки, плавающей в Черном море, на балтий­ский ветер, то есть выстроить искусственную связь, вся существующая система будет нарушена.

  Был случай, когда Торнтон после ужина поче­му-то вместо обычного чая выпил кофе, а потом медленно стал напевать давно забытую им мелодию. И тут же понял, что его любимый племянник получит неудовлетворительную оценку на завтраш­нем экзамене по математике. Парень заканчивал школу, и от результата во многом зависел его шанс поступления в Оксфордский университет. Жу очень переживал, но все-таки сдержал себя и не попросил племянника перенести сдачу экзамена на другой день. Увы, подтвердилось: тот не смог набрать требуе­мых оценок для поступления в Оксфорд. Но Торнтон не жалел о своем поступке, был рад, что смог удержать джина в бутылке.

  Сегодня должен был состояться футбольный матч между клубами «Манчестер Юнайтед» и «Арсе­нал». Будучи рьяным болельщиком «Маню», Жу смог отпроситься с работы и, купив по дороге ящик любимого пива «Боддингтон», пораньше прийти до­мой. Он поспешно открыл дверь квартиры, распо­ложенной в южной части Лондона, поставил ящик пива в прихожей и, быстро сняв рабочую одежду и обувь, бросил их в угол. Затем, как обычно, пере­оделся в спортивную форму «Манчестер Юнайтед».

  Торнтон торопился – матч должен был начаться через двадцать минут. Результатов игр Жу никогда не мог предсказывать, собственно говоря, он этого и не хотел, потому что любил наслаждаться самим матчем.

  Захватив две банки пива, он устремился в ком­нату, где находился телевизор. Шагая, невзначай бросил взгляд в угол прихожей, где в одной кучке валялись его брюки, носки, пиджак и туфли. Увиденное поразило: его осенило, что союзные военно-воздушные силы вот-вот нанесут удары по Йирраку. Через несколько минут начнется война! Торнтон, забыв о футболе, стоял, прикованный взглядом к беспорядочно валявшимся на полу предметам своего туалета. Что делать? Идти и как ни в чем небывало смотреть долгожданный матч или же изменить конфигурацию образовавшейся кучки и тем самым предотвратить войну? Жу не­навидел йирракского тирана – Бородатого Душе­губа, но, будучи пацифистом, он принципиально выступал против войны.

  Начало футбольной игры приближалось, нельзя было медлить. Пересилив себя, Торнтон коротко разбежался и, как искусный футболист, одним ма­хом ноги перекинул брюки подальше. Да, он изме­нил своему принципу и вмешался в ход событий. Но это был особый случай, и Жу с облегчением почувствовал, что угроза войны миновала.

  Довольный, Торнтон включил телевизор, удобно устроился в кресле, глотнул освежающего пива и, затаив дыхание, стал ждать. Но прямо перед нача­лом игры репортаж со стадиона был прерван сроч­ным выпуском новостей. Взволнованный телеком­ментатор сообщил, что буквально несколько минут назад союзные войска нанесли ракетный удар по Малому Варварскому архипелагу. Ведущий ново­стей недоумевал, почему войска союзников, которые так долго готовились к войне против Йиррака, вдруг атаковали группу богом забытых островков, где в основном проживали мирные пастухи?

  Жу побледнел. Он тут же выбежал в прихожую с недопитой банкой пива, и в отчаянии уставился на свои брюки, которые вяло распластались на полу между телефонным аппаратом и ящиком пива. Тори- тон ясно видел, как ракетные снаряды союзников бесцеремонно падали на Малый Варварский архи­пелаг и взрывались на зеленых пастбищах. Однако что-то насторожило Жу, и он более внимательно взглянул на одну из брючин, неуклюже согнувшу­юся в колене. О, боже, одна из ракет, изменив траекторию, летела на Америку!

  Надо было немедленно действовать, предотвра­тить катастрофу. Но тут же Жу осенило, что любое его воздействие на ракету может вызвать новые страшные последствия. Как же быть? Нет, нужно спасти невинных людей! Торнтон бросил банку пива в брючину и, сразу успокоившись, побежал к теле­визору. Он знал, что ракета теперь не упадет на Америку, и был рад этому. Но что станет с этой ракетой, куда она повернет – об этом ему не хотелось думать. Жу понимал, что чем больше он будет вмешиваться в события, тем более непредсказуемы­ми они могут стать.

  Взрыв был таким внезапным, что Торнтон не успел оценить красивую футбольную комбинацию, которая должна была завершиться восхитительным голом.

 

ЗАПАХ

 

  В один из хрустальных январских дней Бабаджан Зюх неожиданным образом ощутил запах опи­лок в своем кабинете, гнездившемся в престижном офисном здании в центре Лондона. Вначале он не обратил внимания на это, однако с каждым днем непривычный запах усиливался и постепенно становился невыносимым. Через несколько недель Зюха стали преследовать запахи дерева, смолы, ржавев­шего в снегу металла и неведомого клея. Дальше – больше: его нос начал улавливать запахи удален­ных чужих туфель, тайно вторично одетых рубашек, свежих, а там и несвежих пятен на ковре, всяких нечистот на примыкающей улице. Беседуя с дамой, Бабаджан невольно отмечал, когда она при­няла душ и каким мылом пользовалась. Не говоря о духах, помаде и других вещах, о которых не принято говорить.

  Сверхчувствительность – вид наказания. Уже к началу весны жизнь все более стала походить на нескончаемое страдание. Бабаджан был вынужден, прикрывая нос платком, обходить издалека обще­ственные туалеты, питейные заведения, парфюмер­ные и продуктовые магазины, а если мусорный ящик за три квартала от дома оставался открытым, умо­лял жену пойти и закрыть его.

  Врачи оказались бессильны. Зюх оставил ра­боту, хотя ему было лишь сорок шесть, и закупо­рился в одной из комнат. Но и здесь, несмотря на двойное стекло, войлок, вату в ноздрях, Бабаджан улавливал всевозможные запахи, вихрящиеся на улице: ползущего в грязи червя, пролитой на асфальт краски, шерсти бродячей собаки, гниюще­го между зубами у случайного прохожего кусочка мяса, испарений бегающих в радиусе пяти миль людей, не говоря о выхлопных газах и неисчисли­мых домашних раздражителях. Вместе с ветром до Зюха докатывались тяжелые запахи из других городов и даже стран. Все труднее переносил он лесные пожары в Австралии, падеж крыс в Вос­точной Гвинее, зловоние болот Амазонки. В конце концов жена добыла для него военный противогаз, и Бабаджан, мгновенно полюбив новинку, уже не снимал его.

  Жена приглашала просветленных целителей и диковатых знахарей. Одни советовали натуральное зелье или покой, другие рекомендовали средства против нечистой силы. Но запахи, запахи, вонь и 1 смрад со всех сторон продолжали душить Бабаджана. Лишь старая медсестра, пришедшая как-то сделать укол, дала совет, показавшийся любопытным. «Господин Зюх, попытайтесь сосредоточиться на приятных для себя запахах и поставить мысленный заслон для неприятных», – сказала она с прису­щей простолюдинам мудростью.

  Не выходя из дома, не работая, все реже видя людей, Бабаджан, помимо удушья, испытывал и безмерную скуку. Днем жена и дети оставляли его одного, а вечером припадали к телеэкрану, и почти забывали о Зюхе. Одинокий Бабаджан начал про­бовать четко различать приятные и неприятные за­пахи, думать о первых и блокировать все другое.

  К концу весны Бабаджан явственно ощущал в носу некий фильтр, который пропускал угодные, но задерживал неугодные запахи. Что-то вроде цензу­ры. В стремлении разобраться в запахах и понять, какие из них ему близки, а какие враждебны, Зюх вспоминал прожитую жизнь, извлекал из глубин подсознания, казалось, забытые запахи детства. Как-то разрыдался от пронзившего душу ощущения за­паха своей давно умершей матери. Этот запах вос­становил в памяти Бабаджана те мгновения дет­ства, когда он, испуганный или в порыве перво­зданного счастья, прижимался к маме, а она, не­жно обняв его, мягко гладила по голове. Зюх лишь теперь понял, что это были счастливейшие моменты его жизни. Он смог восстановить яркий, живой об­раз рано ушедшей из жизни матери, беспредельно любившей его. Ах, как бы он хотел вновь обнять ее, глубоко вдохнуть родной запах, сказать добрые сло­ва, поблагодарить за все...

  Бабаджан наткнулся в памяти на дурманящие запахи гор, где он в детстве бывал с отцом. Вспом­нил запах нагретого солнцем футбольного мяча, по­даренного дедушкой. Запах своей первой резиновой игрушки, принесенной бабушкой. И даже аромат­ное облако носового платка своей первой любви – Маллики, который он тайно хранил у себя. По­взрослев, Зюх перестал ездить в горы. Лет двад­цать не играл в футбол. Ни разу не покупал своим детям резиновых игрушек. Слово же «Маллика» давно превратилось в абстрактное понятие без лица и запаха.

  Июнь прошел в экспериментах с мысленным фильтром. Бабаджан настолько продвинулся в бло­кировке неприятных запахов, что однажды даже снял противогаз.

  Сегодня была суббота, жена беспрерывно разго­варивала с подругами по телефону, а после обеда собиралась в шопинг. Дети, как всегда, играли в «Плои стэйшн». Стояла отменная погода, и Зюх решил совершить заветную прогулку по Ридженс парку. Глаза радовались всему, что видели, в ушах славно звучало пение замысловатых птиц. Бабаджан присел на скамейку и сосредоточился на благо­уханиях окружавшей его природы. После недавнего дождя веяло бодрящей свежестью. Травы, приняв небесный душ, наслаждались растительной жизнью и источали тонкий аромат. Зюх оперся на спинку деревянной скамейки и закрыл глаза.

  Вот у прохожего шагах в двухстах дырка на среднем пальце носка, но обонятельная цензура Бабаджана не дремлет и не пропускает все под­ряд. Недалеко ковыляет старец, вероятно, про­фессор или библиотекарь, ибо пахнет от него книжной пылью. Зюх вспомнил - библиотека Кембриджского университета, он заходил туда од­нажды. А там, за озером, лежит на траве с кон­феткой во рту стюардесса авиакомпании «Дельта». Рядом с ней, несомненно, молодой человек, с га­ванской сигарой. От него исходил и запах нового автомобиля, но Зюх не знал, какой марки, пото­му что в жизни не садился в подобные должно быть дорогие машины.

  Из кафе в центре парка вынесли ведро и освобо­дили его содержимое в мусорный ящик. Фильтр работал бесперебойно, и Зюх был доволен: его не беспокоили ни мусор, ни запахи размещенного в этом же парке зоопарка. Бабаджан, несомненно, сможет вернуться в офис, вновь начать работать.

  Вдруг лицо Бабаджана начало искажаться, его вновь стали душить острые запахи, потоком хлы­нувшие из неизвестности.

  Стемнело. Сторож подошел к человеку на ска­мейке. Лицо и губы у застывшего выглядели почер­невшими, глаза были вытаращены, рот искривлен. В ноздрях безжизненного Зюха были запечатлены ужасы будущего.

 

ВОСКРЕСНЫЙ ЗАВТРАК

 

  Воскресное утро. Сомерсет Лу, проведший ночь в своем загородном домике в Кенте, медленно встал с постели, неторопливо приготовил кофе «Суматра» и сел возле телевизора. По каналу «Би-би-си 1» шла еженедельная аналитическая программа «Завтрак с Фростом». Лу нравилась эта передача, и он старался не пропускать ее.

  Сэр Дэвид Фрост и двое приглашенных журналистов обсуждали содержание воскресных газет. С наслаждением глотнув благовонной «Суматры», Лу бросил взгляд на электронные часы, сумеречно мер­цающие на лбу видеомагнитофона. 10.13.

  Допив кофе, Сомерсет подумал, что сегодняш­ний обзор печати слегка затянут. Обычно он длил­ся две чашки «Суматры». Изумленный Сомерсет вновь взглянул на часы. На электронном табло все еще было 10.13.

  Наверное, испортились, подумал Лу. Других часов в домишке не имелось. И не случайно. Сомерсет, приезжающий сюда отрешиться от лондонской жизни, полной суеты, умышленно исключил из это­го скита и телефон, и радио, и Интернет - эти пуповины современного мира. Телевизор же нео­братимо настроен на единственный канал. Не такое уж и отклонение в наш сумасшедший век, считал Лу. А если и отклонение, то в сторону нормы. Сомерсет несколько расстроился, но решил все же досмотреть «Завтрак». К его растущему удивлению журналисты никак не прекращали обсуждение воскресных газет. Лу терялся в догадках. Отправиться к соседям и поинтересоваться, который час? Но, во-первых, до ближайшего дома мили полторы, во-вторых, он никого вокруг не знает, в-третьих, Сомерсету не хотелось нарушать их уединение. Тем паче, никто из них за последние двенадцать лет ни разу не вторгся и в его покой.

  Тем временем передача продолжалась. Сэр Дэвид и его гости неторопливо перебирали все интересные, интереснейшие и не лишенные интереса публикации британской прессы, а часы неизменно показывали 10.13.

  В голову Лу пришла нелепая идея, что время остановилось. От этого веяло дешевой фантасти­кой. Но если действительно произошла остановка времени, то что это может значить? Неужели дру­гие не заметили? Или оно остановилось только для него? Сомерсет решил одеться и нанести все-таки визит соседям. Или хотя бы пройтись до ближайшей станции электрички.

  Обычно, как занятой бизнесмен, он одевался автоматически и быстро. Теперь же Лу утомительно долго возился с брюками. Кажется, минуло с полчаса, а может, больше. Не выдержав, бросил брю­ки на пол. Решил выйти из дома в чем был.

  Сомерсет двинулся к дверям. Все шел и шел, возможно, несколько часов. Но двери были все так же далеки. Поняв бесперспективность этого занятия, Лу вновь опустился в кресло и смиренно про­должил внимать сэру Дэвиду и его гостям. Лу казалось, что он сидит так целый день. Вокруг было по-прежнему светло, сверкало летнее утро.

  Как быть? Так можно и конец времен встретить в кресле, глядя на Дэвида Фроста и слушая анализ газетных публикаций. С другой стороны, подумал Лу, куда спешить? Дела в любом случае текли не­важно, его ждало банкротство. Жена после много­летнего безмятежного сосуществования с ним без объяснений, в одночасье ушла к другому. Дети жили так называемой собственной жизнью. Друзей Сомерсет давно растерял, обывательских увлечений у него не было. Завтра ему предстоит идти на ненавистную работу. Вновь предпринимать отчаянные усилия для выживания. А здесь комментаторы так интересно рассуждали…

Кажется, шел третий или четвертый день с момента, как Лу включил телевизор в своем загородном доме. Но он точно не знал, да и как мог знать, если часы неизменно показывали 10.13, а журналисты продолжали увлеченно говорить о каких-то статьях в каких-то газетах. Тени от деревьев словно замерли.

Хотя, быть может, Сомерсет немного преувеличивает? Может быть, он всего лишь обостренно или даже болезненно воспринимает некое мгновение?

Лу медленно поднял кофейник и прицельно швырнул его в панель видеомагнитофона. Удар пришелся точно по электронным часам. Они слегка замигали, затем медленно погасли. Через секунду вновь зажглись, показывая в этот раз 10.14.

Лу облегченно вздохнул и откинулся в кресле. Вдвойне обрадовался, увидев, как Фрост прощается с безликими гостями и передает слово девушке, ведущей прогноз погоды. Наконец, все вернулось на круги своя. Но радость Сомерсета приглушилась, когда он вспомнил о неотложных делах в городе. Боже, как он ненавидит слово «неотложность». Лу решил немедленно вернуться в Лондон, выпив теперь чашку чая.

  Включив электрический чайник, начал спешно одеваться. Пуговицы рубашки никак не застегивались. Лу, наверное, потратил минут десять или двадцать, а может час в попытке застегнуть хотя бы одну из них. В конце концов он оставил эту затею. Выругавшись, решил заварить чай. Но, к его огромному удивлению, вода в электрическом чайнике все еще не вскипела. Сомерсет кинулся в гостиную и остановился перед телевизором. Девушка продолжала увлеченно излагать прогноз погоды, а электронные часы показывали все те же 10.14. Сомерсет ударил вазой по часам. Цифры, после некоторого колебания, сменились на 10.13. На экране возник Дэвид Фрост с двумя гостями. На журнальном столике знаменитого телеведущего лежали воскресные газеты.

 

Вы можете дочитать книгу полностью в формате RTF (Word) 550 Кб